Интервью с художником Ильей Мозги.

2024 год.

— Первый вопрос такой? Когда ты первый раз столкнулся либо с граффити, либо со стрит-артом в городе?

Первый раз я увидел граффити на стенах родного Шадринска в начале 2000-х. Напротив городского пруда, стоит длинный бетонный забор, отгораживающий стадион «Торпедо» и центральный парк. В какой-то момент я обратил внимание, что на заборе появились яркие рисунки в виде цветных букв, баллона с лицом и изображение танцующих брейкеров. Это произвело притягательное впечатление. Рисунки выглядели очень протестно в своей яркости и не читаемости. Это вызывало недоумение у старшего поколения, а значит нравилось мне вдвойне.

 На тот момент город захлестнула волна хип-хопа, на базе школ открывались кружки по брейк-дансу. На дискотеках включали Bomfunk MC’s, ребята в широких штанах крутились на линолеуме под крики толпы. На полках музыкального ларька, где продавались аудиокассеты красовался Децл, Bad balance, Мальчишник. В журнале Cool появлялись первые материалы, посвященные граффити-культуре. Вспоминаю с теплотой те годы.

Конечно, андеграудный оттенок хип-хоп культуры понравился тринадцатилетнему подростку, который вырос в старом жилом секторе на окраине города. Увлечение хип-хоп культурой давало ощущение кастовости и инаковости. Слушать музыку, которую не понимает старшее поколение, носить яркие балахонистые вещи, проецируя, всеми силами, слова «я не такой как вы!» — стало важным для меня. По-тихоньку я начал втягиваться в граффити, вначале копируя стилистику рисунков, которые я видел на улице и с фотографиях напечатанных в журналах, переносил на бумажные листы, а на базе полученного опыта, пробовал дорабатывать, оттачивая свой стиль в скетч-буке

— Когда появляется первое граффити в Шадринске? Наверное, так же, как и везде, в конце 90-х, в начале 2000-х.? И ты всё-таки художник с граффити бэкграунду?

Моё первое граффити появляется в 2003–2004 году, в начале нарисованное при помощи цветного мела, а затем автоэмалью, которая приобреталась в местном магазине автозапчастей. Отсутствие специализированной краски и открытой информации о субкультуре, мне кажется, тоже сыграла важную роль. Рисовать там, где нельзя, делать то, что непринято в твоем окружении и применять краску, не предназначенную для окраски бетона — это всё двигала новую, для периферии, культуру. Периферийное граффити.

— У тебя была команда?

У меня были школьные друзья, которые поддерживали мое увлечение граффити, ходили со мной на рисование по городу, стояли на «шухере» и делились новой информацией о субкультуре, которая в отсутствии домашнего интернета была в дефиците. 

— А где территориально первые твои работы появились в Шадринске?

Город Шадринск поделён на прилегающие микрорайоны к центральной части города. Микрорайон «Осеево», где прошла часть моей жизни находится в живописном месте за рекой Исеть. Превалирующая одноэтажная застройка вокруг заброшенного кирпичного завода с дешевой жилплощадью — так выглядит это место и сейчас. Девяностые были сложным этапом для моей семьи, жестокая проверка на прочность, которую прошла только моя мама, отбросила нас в район бывших военных бараков, с плотным уровнем маргинальности.

Первые граффити куски я нарисовал на бетонных заборах, который отгораживал детский сад, а также на металлических гаражах, которые хорошо просматривались с проезжей дороги.  Я помню, как жидкая эвтоэмаль, в виде черного абриса, стекала с гладкого бетона. Ужасный кусок вышел в виде большой надписи »RAP». 

— А где ты впервые подглядел, что такое граффити на самом деле? Может быть это MTV было или тоже к вам привозили какие-то журналы?

— Одним из источников были молодежные журналы Cool и Молоток, печатавшие репортажи о фестивалях в Москве, где можно было увидеть фотографии работ, выполненные легендами граффити-сцены. Я считаю это отправной точкой.

Журналы, посвященных субкультуре, маркеры, предназначенные для тэггинга и первую аэрозоль Montana, я привозил домой из культового магазина «Красные муравьи», у которых была точка в Екатеринбурге и Каменск-Уральске, но это чуть позже. Также в то время были популярны интернет-кафе, где можно было насобирать нужную информацию, выкачивая на CD-диски фотографии и видео зарубежных авторов.

— Как ты думаешь, эта изолированность российской сцены пошла все-таки нам на пользу, потому что не было возможности копировать бездумно. Или наоборот, она нас ограничила? Потому что у всех мнения разные Существует еще и  разница поколений. Ребята, которые после 2006 начинают рисовать, у них, наоборот, переизбыток информации. Ты разницу видишь в том, как вы перерабатываете чужое в свое?

Граффити-субкультура стала для меня личным островком свободы, где я нашел для себя безопасное место. Рисованные переплетения букв на стене напоминающие шифр для прохожих, делали меня недосягаемым до понимания окружающих и в то же время причастным к закрытому сообществу других райтеров. Это я размышляю про изолированность субкультуры, в целом.

Опыт моего поколения сильно отлечим, от уличных художников сегодня. Отсутствие интернета и жизнь в маленьком городе с нехваткой материалов показала, что только большое желание, подпитанное юношеским бунтарством, двигало меня в сторону рисования на улице. Сегодня, чтобы стать уличным художником, можно просто посмотреть уроки рисования на ютюбе, заказать по интернету краску для граффити и пойти рисовать, но по ощущениям, это не вызвало большого интереса у молодого поколения.

Хочу отметить, мне очень не хватало соучастия и взаимодействия с граффити-комьюнити в те годы, поэтому повзрослев и набравшись опыта, периодически, я стал проводить мини-фестивали с рисованием на улице в Шадринске, приглашал ребят с соседней области или сам приезжал в Екатеринбург чтобы рисовать и участвовать в мероприятиях, посвященных рисованию.

В последствии я покинул Шадринск, переехав в Екатеринбург.

— Вообще граффити это очень, с моей точки зрения, серьезный мир со своими правилами и ограничениями. Но, видимо, из-за того, что у вас в Шадринске не было большого количества граффити-команд, ты с этим просто не столкнулся.

Никаких граффити-команд не было. Чуть позже в городе начали появляться тэги Слава PTRK. На этом фоне мы сдружились.

Я постоянно слежу за тем, что происходит в родном городе и на протяжении времени появляются ребята, увлеченные граффити, но их запала не хватает надолго. 

— Потом вы со Славой переехали в Екатеринбург?

Впервые я оказался в Екатеринбурге, подростком. Город практически с первых минут пребывания влюбил в себя. Перспективный, энергичный, город с интересной застройкой трамваями и метро (шок), но одной из главных отличительных черт являлась наличие большого количества тэгов, кусков, трафаретных рисунков на уличных фасадах, в вагонах трамвая, подъездах и т. д. Екатеринбург нулевых был успешным рассадником граффити-культуры. Естественно, мне это очень понравилось, я сразу увидел себя в нём. Так началась любовь с городом. Сейчас, я часто слышу об этом шарме Екатеринбурга, от приезжающих туристов, сравнение его облика и энергетики с Берлином или Москвой нулевых.

Я переехал в Екатеринбург учиться в университет, где получил образование в сфере рекламы, что в конечном итоге, сыграло свою роль во взглядах на искусство и в построении параллельной карьеры.

— У тебя было какое-то движение в сторону других медиумов: трафаретов, текстов и прочего, еще в Шадринске?

С популяризацией трафаретной техники в России, я пробовал изготавливать и рисовать через трафарет еще в Шадринске. В начале используя эту технику для тиражирования небольших рисунков в один-два слоя, которыми заполнял улицы, дрейфуя по центральной части города. А затем увеличивая масштаб рисунков до человеческого роста, создавая странные сюрреалистичные образы.

— Я как раз хотела тебя спросить, а когда ты принял решение делать первый трафарет, что могло подтолкнуть к этой мысли?

Интерес к новой техники и прорисовка сюжетов за короткий отрезок времени.

Одним из первых трафаретов был отпечаток своей ладони и реалистичный рисунок своего же члена, я использовал этот образ как альтернатива классической настенной надписи «хуй», которую можно встретить абсолютно в любом городе. Помню, как фотографии моих рисунков, в том числе и изображение члена печатали в местной газете с пометкой «в городе появились странные символы»

-А второй тогда вопрос связан именно с этим. Если отвлеченно, как ты думаешь, почему некоторые художники, их очень малое количество, принимают решение уйти из граффити, и приходят, например, к чему-то большему, ну, либо другому, потому что нельзя сказать, что стрит-арт больше, чем граффити. Граффити гораздо более масштабное явление в мировом контексте.

На личном опыте, могу сказать, что герметичность субкультуры граффити, потеряла для меня объемлющий интерес. С годами, проведенными в уличном рисовании, у меня выработалось желание и готовность вступать в диалог с остальным миром, который живет вне субкультуры. Также рисование в общественном пространстве стало, периодически, восприниматься, как разговор с самим собой, часто мои работы выстроены на постановке и поиске ответов на внутренние вопросы. Практика переноса разговора на стены города из «личного в общественное» обладает терапевтическим эффектом. Да, на это понадобилось достаточно времени, чтобы моя оптика сдвинулась в сторону осознанного высказывания.

Я думаю, что художники перестают рисовать классическое граффити из-за внутренних вопросов к субкультуре, осознавая, что увлечение отбирает приличное количество ресурсов, а адреналиновая эффект перестает работать как раньше.

Я уважительно отношусь к художникам, которые продолжают рисовать граффити, не смотря на возраст и положение. Если удается разглядеть в этом глубину, отлично, если нет — нужно двигаться дальше. 

— Какими качествами должен обладать стрит-арт художник в отличие от граффити-райтера?

Выстраивание художественного высказывания требует от автора постоянного осмысление и переосмысления событий, влияющих на жизнь и втягивающих в диалог с этим событием. Уличному художнику важно говорить и провоцировать на разговор с широкой аудиторией, чего не требует от себя граффити-художник, чье творчество выстроено в одностороннее «Привет, я здесь был».

Для граффити художника на первом плане, практически всегда форма, не влияющая и отсылающая на контекст места. Форма оценивается физическими и техническими параметрами, участниками субкультуры в которой художник состоит, для всех остальных граффити — это клякса, часто не уместная и ненужная, не имеющая основания.

Основание или контекст всегда влияет на высказывания художника, который использует место как часть смыслового каркаса. Хорошее высказывание всегда имеет ответы на вопросы в воздухе «А почему так? А почему здесь?» Что не в приоритете для граффити-художника, который навряд ли станет вообще что-то объяснять.

— Если посмотреть со стороны и через время, тебе повезло как художнику быть из Шадринска, родиться в Шадринске или нет?

В моем окружении и моей семье не было людей творческих профессий. Об искусстве никто толком не знал и не обсуждал вопросы касающиеся творчества. Отец хотел приобщить меня к культуре единоборств в детстве, а мама постоянно работала. Сквозь годы, мама зачем-то корит себя, что не разглядела в детском возрасте во мне художника. Также в образовательной системе малого города отсутствует практика приобщения детей к художественной среде. Никаких там Эрмитажей и Пушкинских музеев, спорт куда более поощряется.

Всё же без доступа к информации я открыл для себя большую тягу к художественному осмыслению и искусству в целом.

— Ты работаешь с текстом. Это основное для тебя  поле деятельности. Екатеринбург славится тем, что самые известные художники, работающие с текстом в российском культурном поле, родом из Екатеринбурга. Как думаешь, это какое-то случайное сочетание, результат взаимовлияния друг над друга? Или это просто теория Большого взрыва? Так вышло. Ты просто из Шадринска, кто-то, может быть, из Нижнего-Тагила, просто вы оказались в результате все в Екатеринбурге? Или нет?

Я же говорю Екатеринбург не так прост. Перед тем, как я начал работать с текстом, я долгое время экспериментировал с формой и техникой используя трафареты, рисуя от руки в разных стилистиках. Первые тексты появились, когда я решил переосмыслить светящиеся лайт боксы (сити-формат). Разбросанные по центру и распространяющие яркий белый свет в темное время суток, привлекали взгляд. Используя их поверхность, я рисовал по трафаретам разные тексты, которые завирусились в соц. сетях. После этого тексты стали появляться чаще в моем творчестве.

Улица — это не галерейное пространство, дистанция между художником и случайным зрителем короче, а скорость считывания выше. Тексты хорошо работают в этих условиях

— В  галерее есть всегда еще одна дополнительная стена — это сама галерея, обстановка в галерее, она не располагает человека с улицы к тому, чтобы он проникся. Почему я не люблю выставки в галереях? Поэтому. У вас очень сильная именно текстовая сцена. Я тоже считаю, что это связано с вашим образованием. Но вот, а на тебя, например, кто из художников оказал влияние? Или на самом деле, ты не можешь ничего подобного отметить, и ты всегда  двигался самостоятельно?

Я не чувствую влияние других авторов на мое высказывание. Моё увлечение словом началось еще в школьные годы, я пробовал писать стихи, тексты для песен, которые исполняли мои старые друзья. Я искал себя в текстовом жанре, поступив на факультет журналистики, получив образование в сфере рекламы. Я изучал разные подходы в маркетинге и дизайне наружной рекламы, задерживая внимание на продающих слоганах и джинглах. А затем вдохновляясь стилистикой рекламных сообщений, я использовал подходы в своих уличных работах. Используя тексты, как слоганы черного цвета на белом фоне. Менял рекламные вывески в городе, перепридумывал, подставляя слова полностью меняя смысл слов.

Одно лето я провел в Москве, где смог осуществить проект «Мир шрифтов без засечек Ильи Мозги». Я наткнулся на закрывшийся бизнес, который оставил за собой закрытую дверь и пустую вывеску из композита, прям напротив факультета дизайна. Используя пустое белое поле композита я нарисовал вывеску своего фейкового бизнеса, который как бы предлагал людям шрифты без засечек. В добавок повесил воздушные шары на «открытии». Считаю, это было успешным фейковым открытием.

— Ты можешь отметить какие-то региональные особенности вашей сцены екатеринбургской? Помимо того, что мы сказали про текст.

Так сложилось исторически, что уличное искусство в Екатеринбурге на протяжении своего взросления было под крылышком художественных институций, которые образовывали, популяризовали, и тем самым взращивали поколение художников, через паблик арт программы Наили Аллахвердиевой, Алисы Прудниковой и других. Это повышенное внимание к искусству в общественном пространстве могут позавидовать другие регионы. 

Нельзя не отметить инициативность уральских художников с четкой гражданской позицией, будто акции Алисы Горшениной или задержания Ради на митинге, яркие работы с критикой религиозных институций от Славы Птрк или команды «Злые». И все это в одном городе, в центре Урала, преставляешь!

Кстати, в Екатеринбурге широкая сцена граффити-художников, достаточно много культовых команд, которые продолжают вести активную жизнь, поддерживая узнаваемость в России десятилетиями.  Город постоянно погружен в атмосферу граффити. Приятно, что культура продолжает жить без особой волны, как было в нулевых

— А касательно Перми, она же, казалась бы, да, территориально близкий вам регион… Но и пермяки и екатеринбуржцы мне постоянно говорят: Екатеринбург  — вообще не Пермь, не объединяй нас,  мы разные.

Екатеринбург — это интенсивный мегаполис с насыщенной жизнью, а Пермь — это домашний, теплый город русской хтони, с совсем другим бюджетом.

Люди спрашивают меня, которые вообще не встроены в какой-то художественный мир, и не представляют, как это работает, которые просто видят то, что на улице нарисовано. Спрашивают меня, как художника: Илья, почему многие уличные создают работы на тему политики? Ну, есть же другие темы. Почему вас интересует политика? Это же странно. Я отвечаю, что не знаю, давайте будем воспринимать искусство как свободное поле, где каждый может говорить о том, что его волнует. Если кто-то хочет нарисовать критику в адрес политического режима, а не пейзаж, пожалуйста.

— Возвращаясь к вопросу о городе, о его влиянии, город — это холст или соавтор,

Город представляется большим джазовым оркестром, со своим дирижёром, где каждый элемент городской среды, будто дорога, ларек или проезжая часть, обладают своим уникальным звучанием и занимают определенное место в этом оркестре. Бесконечная музыкальная композиция, которая не останавливается не на секунду. Задача уличного художника подыграть оркестру, встроив в мелодию свое звучание.

— Как ты видишь дальнейшее развитие вашей сцены, да, местной стрит-арт именно? Хочется сделать материал и не закончить на грустной ноте, потому что пока очень грустно все получается в связи с тем, что две активные сцены, обе они политически ангажированы, они создаю актуальное искусство и сейчас  обложены со всех сторон действующим законодательством. Хочется подумать о том, куда мы идем, кто будет пытаться.

— Жить дальше

— Ой, это моя любимая. Жить дальше.